— Ну да, я как раз об этом. Вы ведь тогда как поступили? Сказали, что никому про это рассказывать нельзя, чтобы у Киёми и ее дяди не вышло неприятностей, и велели мне молчать, но…
— При чем тут то письмо?
— Я про него Киндаити-сэнсэю рассказала. Нет-нет, подробно говорить у нас с ним времени не было, я только в двух словах… Ну, в общем, сказала, что мерзкое письмо было и что Киёми из-за него чуть руки на себя не наложила.
Увидев упрек в глазах собеседника, Дзюнко быстро добавила:
— Да нет, я же понимаю — про такие личные тайны нельзя налево-направо языком трепать. Но поймите, у меня просто не было выхода! Мы тоже получили анонимку — совершенно так же сделанную, и муж мой из-за нее с позавчерашнего дня дома не появлялся.
— Вы получили такое же письмо?
Взгляд пристальный, слова чеканит медленно. Голос глухой, словно откуда-то из самого нутра.
— Да. Про содержание позволю себе не говорить, но сделано оно абсолютно так же. Начинается «Ladies and Gentlemen» и вырезанные слова наклеены. Муж прочитал и, похоже, здорово рассердился — ушел утром и не вернулся. Я страшно обозлилась. Конечно, это наши семейные проблемы, но ведь по кварталу могут и другие подобные письма гулять, и, возможно, еще кто-нибудь из-за них страдает! Я со вчерашнего дня принялась искать мужа, сегодня тоже с утра пораньше все, что можно, обошла, а на Сибуя вижу — Киндаити-сэнсэй. Ну я и решила: попрошу его, вдруг он сумеет выяснить, кто эти письма мастерит. Вот и привела сюда.
— В каких вы с ним отношениях? Старые знакомые?
— Вы слышали, что я раньше работала девушкой в баре на Гинзе?
Нэдзу не ответил ни да, ни нет.
— Есть такой господин Тодороку, старший инспектор розыскного отдела полицейского управления, так вот они с Киндаити-сэнсэем одно время частенько к нам в бар заглядывали. Вот и все, больше никаких отношений. Но Киндаити-сэнсэй очень отзывчивый, а у меня ситуация — впору за соломинку хвататься. Я и решилась попросить у господина Киндаити совета. А тут… тут… это убийство…
Глаза Дзюнко превратились в две острые булавки, что, несомненно, свидетельствовало об исключительной степени ее потрясения.
— Вы думаете, между убийством и письмами есть какая-то связь?
— Я… я подумала, что, может, автор этих писем — хозяйка «Одуванчика»?
Нэдзу, казалось, удивился:
— Почему же?
Дзюнко открыла рот, чтобы объяснить, но на кухне заорала ворона, и в тот же момент в прихожей раздались шаги.
— Джо, Джо, это я, можешь не кричать.
Милый девичий голосок. Кто-то прошел в маленькую комнату и сразу же отправился на кухню.
— Папа, я пришла! — послышалось из-за перегородки. Голос почему-то напуганный.
— А, Юкико!
— Папа, это правда, что там кого-то убили?
— Дети не должны интересоваться подобными делами. Лучше сделай нам чаю, я не один. В термосе, наверное, вода горячая.
За перегородкой зазвенела посуда.
— Славная девочка! — невольно произнесла комплимент Дзюнко, но лицо Нэдзу оставалось суровым, и он никак на него не отреагировал.
— Она в каком классе? Средняя ступень, наверное?
— Средняя. В этом году пошла.
Значит, уже послевоенное дитя. Ну хорошо, а где же тогда жена Нэдзу?
По существующему положению, в этот квартал одиноких не селили. Допускались, правда, люди помолвленные, но с предъявлением официального документа, у остальных возникали сложности. У Нэдзу дочь-школьница, первый класс средней ступени, а вот никакой жены Дзюнко видеть не случалось.
— Извините, что заставила ждать!
Перегородка раздвинулась. За ней стояла Юкико с подносом в руках.
— Ах!
Увидев неожиданно для себя в комнате красивую женщину, Юкико на мгновение в замешательстве приостановилась. Лицо ее на глазах залилось краской, будто вся кровь прихлынула к голове. Девочка была в темно-синей юбке и голубом свитере, на плечах две косички — вся такая свеженькая, милая.
Дзюнко поспешила извиниться перед ней за визит.
— Вы! Меня зовут Юкико. Я и не знала… — пробормотала та и по-детски потянулась к гостье, но, заметив недовольство отца, тут же снова засмущалась.
— Папа…
— Ну?
— А что с Джо? Он какой-то взбудораженный.
— На него бродячая собака кидалась.
— Ооой!
Юкико бросила взгляд на веранду, потом с упреком посмотрела на отца, но ничего не сказала и продолжала стоять со смущенным видом.
— Юкико, ворону зовут Джо?
— Да. Старина Черный Джо.
— А сокращенно, значит, просто Джо!
— Юкико! — вмешался в их разговор господин Нэдзу. Ему, похоже, не нравилось, что дочь так непринужденно беседует с посторонним человеком. — Сегодня вторник?
— Да.
— А по вторникам ты ходишь на занятия к учителю Мидзусиме, так?
— Ваша девочка тоже учится рисованию у господина Мидзусимы?
Мидзусима Кодзо жил на одном этаже с Дзюнко. Это и есть тот самый Господин Художник с черненькими усиками.
— Да, но у меня плохо получается.
— Чем ерунду болтать, лучше отправляйся быстро. Вечером еще будешь мне с мимеографом помогать.
— Хорошо, папа. — Юкико печально опустила длинные ресницы. — А вы посидите у нас еще.
— Хорошо, счастливо тебе. Я тут немного с твоим отцом задержусь.
Первый класс средней ступени. Как раз тот возраст, когда появляется интерес к отношениям между мужчиной и женщиной. Пока девочка возилась в соседней комнате, Дзюнко, потягивая чай, на всякий случай молчала.
— Ну так я пошла, папа.
— Да-да.
Отец с дочерью попрощались через перегородку, и Юкико уже выходила из прихожей, как снаружи опять кто-то вошел в дом.