Белое и черное - Страница 34

— Что — «ага»?

— Так накрашена-то она была уже совсем по-другому! И брови не так подведены, и помада не так положена. Вот я и сообразила: она ванну приняла, а потом покрасилась так, как Мидзусиме по вкусу. И вообще — раз она там ванну приняла, это ж понятно, что значит!

Тамаки как будто даже рассердилась на непонятливых собеседников. Ни тени смущения не появилось на ее мордашке.

Все трое мужчин невольно переглянулись с каменными лицами. Чтобы девочка такими глазами наблюдала за матерью? Впрочем… В голове Киндаити возникли кое-какие соображения, и он снова взглянул на Тамаки.

Девочка говорит, что из нее все так само и выскакивает. А может, она ловко играет?

Обеспечить с помощью мамы алиби Мидзусимы — значит, если взглянуть с противоположной стороны, обеспечить с помощью Мидзусимы алиби своей маме. Не ловкий ли это маневр, чтобы прикрыть собственную мать?

— Тамаки, — подмигнув Тодороку, заговорил Киндаити. — Если твоя мама вчера до одиннадцати где-то была с Мидзусимой, и, допустим, Катагири-сан была убита до этого часа, то ведь это алиби не только Мидзусимы, но и твоей мамы, так?

— Моей мамы? — вытаращила свои круглые глазищи Тамаки. — Но она никакого отношения к убийству не имеет!

— Ну как же? Они же были соперницами с покойной.

— Да нет, Мидзусима, может, и хотел от хозяйки чего, но она-то с ним и знаться не желала. Просто журналы мод ему одалживала, раз уж он просил. Через меня и передавала.

— Журналы? А вот таких среди них не было? — Тодороку, перемигнувшись с Ямакавой, извлек из-под стола «Фанси Бол».

Тамаки простодушно уставилась на обложку.

— Точно не скажу. Может, и были.

— Но их же через тебя передавали?

— Через меня. Но она такая аккуратная была, всегда их в бумагу завертывала. Ну и Мидзусиме тоже приходилось их так же возвращать, завернутыми. Сейчас-сейчас… — Она быстренько перелистала страницы. — Вообще-то мне кажется, что я этот журнал у него видела. А может, и здесь смотрела.

Значит, Киёми таки видела «Фанси Бол» у художника.

— Тамаки, ты ведь поднималась вчера с Мидзусимой на крышу двадцатого корпуса?

— Да.

— Он расспрашивал, как сегодня будут покрывать крышу варом?

— Точно не помню. Но Сабу-тян всегда говорит, что Мидзусима просто типичный человек искусства.

— В каком смысле?

— Любопытный ужасно. Всегда обо всем расспрашивает, прямо как ребенок. Иногда просто надоедает. А Эномото тоже считает, что эти люди все такие.

— Ну-ну! А что это за история, когда Сабу-тян хотел на озере Катагири-сан сфотографировать, а она рассердилась?

— Мы туда без него поехали. Просто мадам никогда никуда не выходила, а мы с Киёми сговорились и все же ее вытащили.

— А он сам к вам присоединился?

— Ну да. Я маме рассказала, а она Мидзусиме. А Мидзусима посчитал, что одному ему появиться там будет неудобно, вот и подбил Эномото и Сабутян. Они втроем нас догнали.

— Понятно. А потом?

— Мы катались по озеру на лодке, и вдруг прямо на нас другая — вот-вот столкнемся! Я как заору, как подскочу — мы чуть не перевернулись! А оказалось, это Мидзусима-сэнсэй и Эномото с Сабу-тян.

— Когда он фотоаппарат достал?

— Когда мы в лесу полдничать сели, часа три было. Хотел, наверное, общее фото на память сделать, но уж как-то неожиданно прицелился, и хозяйка страшно разозлилась.

— Так ни одного снимка и не сделали?

— Потом снялись, у меня дома есть. Только она в кадр не попала.

— И когда это произошло?

— Когда? Страшно жарко тогда было… А, вспомнила! Первое воскресенье августа. У нас здесь выходные первое и третье воскресенье.

Ямакава достал ежедневник.

— Первое воскресенье августа — это шестое число.

— Тамаки, а тебе известно что-нибудь об убитой? Чем она занималась прежде, где?

— А Киёми или Дзюнко что-нибудь знают? А еще лучше — Итами-сан?

— Да нет. Мы с этим вопросом просто замучились.

— Ну так, а я-то что? Уж если кто и знает, так это Итами-сан. Он вчера вечером сюда приходил, вот!

— Почему ты так считаешь? Ты что, видела, как он отсюда выходил?

— Нет, этого я не видела. Поэтому утверждать не могу, но все же…

— Пусть хоть неточно. Давай, рассказывай все, что заметила. Может, ты встретила его вечером, когда шла домой от Сабу-тян?

— Нет, не так было. — К девочке снова вернулась присущая ей непосредственность, глаза озорно смеялись. — Ладно уж, все расскажу. Я к нему пришла, а он говорит, у меня родные дома, и утащил меня гулять. Знаете, там за двадцатым корпусом внизу озеро есть? Его Таро называют. Вот мы туда и пошли. Но только…

— Что — «только»?

— Только не думайте, мы ничем таким не занимались. Сабу-тян к девчонкам не пристает, и я тоже не хочу стать, как мама. Он все о своих мечтах рассказывал, про киностудию. Его очень вдохновило, что Эномото так повезло. Там у озера огромный дуб растет, знаете?

— Да, с крыши видели.

— Вот мы прямо под ним и сидели, к стволу прислонившись. Вдруг — с другой стороны фонарик. И в нашу сторону двигается. А потом шаги послышались. Мы под деревом затаились, смотрим — это Итами-сан берегом прошел. Нас не заметил, вверх по склону поднялся и в эту сторону направился.

— Когда примерно это было?

— Точно в девять сорок.

— Откуда такая точность?

— У Сабу-тян часы с подсветкой. Я говорю: и куда этот дядька в такое время направился, не иначе как в «Одуванчик», вот Сабу-тян и посмотрел на часы. А я беспокоилась, что мама скоро прийти должна, и тоже посмотрела — девять сорок было.