Белое и черное - Страница 78

Киндаити пробрался сквозь полчища корреспондентов, заполонивших полицейское управление. К нему торопливо подошел сыщик Симура.

— Вы как раз вовремя, сэнсэй.

— А, Симура-сан! Ну как там он?

— Сейчас допрашивать начнут, проходите.

Прокладывая плечом дорогу среди рвущихся со всех сторон с вопросами корреспондентов, Симура втащил Киндаити в мрачный кабинет для допросов. Здесь в одиночестве сидел Тодороку. При виде Киндаити его сурово напряженное лицо несколько смягчилось:

— О, сэнсэй! Спасибо за подсказку.

— Что, провели обыск в квартире?

— Да, и все вышло, как вы сказали. Вот, смотрите.

Киндаити уже и сам обратил внимание на стоявший на столе предмет. Это был переносной железный сейф.

— В большой комнате в стенном шкафу хитро припрятан был. Откройте-ка.

Внутри была маленькая пластмассовая емкость. В ней — белый порошок.

— Послушайте, сэнсэй, — Тодороку налег грудью на стол. — Я вот думаю, не это ли «белое и черное»? Белое — порошок, черное — опиум.

— Та-ак, — Киндаити склонил голову набок. — Тогда получается, что и убитая употребляла наркотики?

Но ведь в заключении экспертизы трупа об этом ничего не сообщалось. И тщательный обыск в ателье тоже не выявил никаких следов наркотиков…

— А что арестованный?

— У него как раз время подошло и, как сюда доставили, ломка началась. Сейчас врач успокоительное вводит. Скоро приведут.

— Как он вел себя при аресте?

— Против ожидания, был сговорчив. Сразу же легко признал, что рукавица его. Мы показали ордер и при обыске обнаружили вот это.

— Он ведь наблюдал за подъемом трупа из озера. Значит, должен был видеть, как рукавицу нашли. Вероятно, смирился с тем, что арест неизбежен.

— Если действительно за ним двойное убийство, это смертный приговор.

В этот момент появился Ямакава, вслед за которым вели арестованного. С обеих сторон его держали сыщики Миура и Эма.

Успокоительное возымело свое действие, но муки ломки еще не прошли. Сыщики поддерживали беспомощно обмякшее тело Нэдзу, который с трудом передвигал ноги. Его сводили судороги, а по вискам струился холодный пот.

— Садись.

Эма осторожно, словно Нэдзу вот-вот рассыплется, усадил его напротив Тодороку. Комендант обессилено ткнулся лицом в стол. Плечи, руки, ноги его дрожали.

Человек с военной выправкой, всегда державшийся с определенным достоинством, сейчас выглядел, словно побитый, и был откровенно жалок. Командир, некогда прославившийся своей заботой о подчиненных, теперь был насквозь пропитан страшным наркотиком.

Мучительное одиночество и полное отсутствие будущего — не это ли превратило в наркомана бывшего командира, потерявшего всяческую надежду в жизни?..

— Тяжко? — В голосе Тодороку крылось сочувствие.

— Что ж, — холодно отрезал Нэдзу. — Что посеешь, то и пожнешь.

Он явно изо всех сил боролся с физическими страданиями, терзающими его тело. Стиснутые зубы кривили лицо в страшной гримасе. Все это выглядело уродливо трагическим и вызывало чисто физиологическое отвращение.

— Приношу свои извинения, — с трудом выдавил из себя Нэдзу. — Заварил вам кашу.

— Хотите сказать этим, — Тодороку навалился грудью на стол, — что убийство мадам и Судо Тацуо — ваших рук дело?

— Нет! Не так это! Тех… тех двоих не я убил.

— А кто же?

— Не знаю. Кто их убил, мне неизвестно.

На лице Тодороку отразилось презрение. Взгляд мгновенно посуровел, лишь тон остался спокойным.

— Послушайте, Нэдзу-сан, — он ткнул в лежавшую на столе рукавицу со следами вара и краски для мимеографа, — это ведь ваша? Вы сами ее опознали.

— Да, моя. Никаких сомнений.

— Нэдзу-сан! — напористо заговорил Тодороку. — Вы же должны знать, где нашлась эта рукавица. Ее достали со дна озера вместе с грузом, привязанным к трупу! К тому же, на ней остался вар. И вы будете утверждать, что убийца — не вы?

— Я… я… — Нэдзу трясся всем телом, стиснув зубы, превозмогая физические и психологические муки, терзающие его. Он с трудом выдавливал из себя слово за словом: — …только трупы… только трупы перетащил. Когда я заглянул в комнату на втором этаже, они оба уже мертвы были… Убиты…

Тодороку и Ямакава недоуменно переглянулись. Тодороку с возмущением в голосе уточнил:

— Так это вы с телами такое сотворили?

— Минуточку, господин старший инспектор, — вмешался в разговор Киндаити Коскэ. — Может быть, Нэдзу-сан сам расскажет, как ему удобнее? Пусть начнет с того, зачем он поднялся на второй этаж.

— Спасибо вам, Киндаити-сэнсэй. Я и сам так собирался все объяснить.

— Что ж, давайте. Пусть говорит, как сам хочет.

Тодороку дал знак взглядом, и Эма с Миурой приготовились записывать показания.

Нэдзу прикрыл глаза. Изможденность его стала еще более заметной. Лицо непрерывно дергалось в конвульсиях, по нему струился пот.

— В тот вечер я, как всегда, работал на мимеографе. Юкико уже спала в маленькой комнате. Примерно пять минут одиннадцатого позвонили в дверь, и я пошел открыть. На пороге стояла та женщина.

— Кто же она? Раз так сложилось, наверное, можно сказать?

— Нет! — Нэдзу опять стал резок. — Господин старший инспектор, не спрашивайте меня об этом. Я всеми богами клянусь, что она здесь совершенно не при чем.

Тодороку вопросительно взглянул на Киндаити и, видя, что тот молча кивнул, сказал:

— Ладно. Продолжайте, как знаете.

— Спасибо вам. — Плечи Нэдзу резко двигались, выталкивая из легких воздух. — Я провел ее в большую комнату, и мы немного поговорили, но я боялся разбудить Юкико и увел гостью из дома. Сколько было времени, точно не знаю, но примерно где-то половина одиннадцатого. Она сказала, что хочет поговорить еще, и я пошел провожать ее до станции, а по пути мы проходили мимо заднего входа в ателье. Так вот… — тут Нэдзу опустил голову, — я виноват перед вами: когда меня вчера спрашивали, не было ли там чего необычного, я ответил, что был занят разговором и ничего не заметил. А там дверь была сантиметров на пятнадцать приоткрыта. Я не обратил на это особого внимания, только почему-то взглянул на второй этаж и заметил свет. Но тогда, как я вам объяснил, мы шли на электричку, задерживаться не могли, вот и прошли просто мимо, не полюбопытствовав. А возвращался я той же дорогой.