Белое и черное - Страница 81

— Нэдзу-сан, — он повысил голос, — вы не рвали обнаруженное в комнате анонимное послание?

— Что? — Нэдзу удивленно поднял голову. — Там тоже было такое письмо?

Тодороку недоверчиво уточнил:

— Вы действительно об этом ничего не знаете?

— Не знаю. Если там были обнаружены какие-то обрывки, это дело рук убийцы. Что же там могло быть написано, какие-нибудь тайны мадам?

В его взгляде отчетливо промелькнуло беспокойство.

Такие письма всегда содержат какую-то тайну жертвы. Если мадам получила подобное послание, значит, кто-то разнюхал ее секреты. Это, видимо, и напугало Нэдзу.

— Скажите-ка, — заговорил Киндаити, — вам ничего не приходит на ум в связи со словами «белое и черное»? Это должно касаться убитой.

— Белое и черное?

Судя по выражению его лица и широко раскрытым глазам, эти слова ему ничего не говорили.

— Не беспокойтесь, Нэдзу-сан, нет так нет.

Белое и черное. Эти слова странным образом не давали Киндаити покоя.

Подлый сочинитель анонимок говорил о тайнах жертвы в самых непристойных выражениях. Фраза «пусть врач проверит ее девственность» толкнула Киёми к самоубийству. Не играли ли ту же роль слова «белое и черное» в письме к мадам?

— Слушайте, Нэдзу-сан! — Тодороку бросил на коменданта острый взгляд. — Вы ведь кого-то выгораживаете! Почему вы не хотите сказать, кого?

Нэдзу уже извивался в судорогах, но ответил категорически:

— Если вы имеете в виду, что я выгораживаю преступника, то ошибаетесь. Я и сам не знаю, кто убил этих двоих. На такой вопрос я отвечать не буду. Все прочее — пожалуйста, спрашивайте. Я отвечу.

Тут ему стало совсем плохо, и продолжать разбирательство было уже невозможно.

События разворачиваются

Отправив Нэдзу в камеру предварительного заключения, команда принялась обсуждать его показания.

— Правда ли все это? Не мутит ли он воду, сводя свою роль только к действиям с трупами?

Сыщик Симура был явно не удовлетворен результатами:

— Киндаити-сэнсэй, а вы как думаете?

— Мне кажется, верить здесь можно. Алиби-то у него есть, пусть и не абсолютное.

— Алиби — это то, что он был во время убийства с женщиной, чья личность не установлена?

Во взгляде Симуры сквозил вызов.

— Ну, даже если отбросить его собственные показания, эту женщину повстречал Эномото-кун. Она приехала вместе с Судо, который в то время был еще жив. Судо после этого направился в «Одуванчик», а дама в сопровождении Эномото пошла к Нэдзу. Примерно через полчаса он с той самой дамой вышел из восемнадцатого корпуса, что засвидетельствовал Химэно-кун. При том, что злодеяние свершилось именно в этот отрезок времени, алиби можно признать хоть и не стопроцентным, но вполне убедительным.

— Пожалуй. Но согласитесь, Киндаити-сэнсэй, этот человек явно хорошо знает мадам.

— Да, несомненно.

Из глубин памяти у Киндаити всплыло имя депутата парламента от партии Минминто — Хитоцуянаги Тадахико. Но произносить его здесь не следовало. А между тем, Нэдзу, так же, как и Тадахико, был родом из префектуры Хёго.

— Вы, господин старший инспектор, замечательно разобрались в той безумной истории, что он нам рассказал. Как вы и сформулировали, существуют обстоятельства, из-за которых фотография убитой не должна была появиться в газетах и на экране.

— Что же это за обстоятельства? Ее прошлое?

— Судя по лицу Нэдзу, выжать из него ответ вряд ли удастся, — Киндаити Коскэ вздохнул. В глазах его появилось боль. — Короче, он совершенно определенно кого-то прикрывает. Пожалуй, его показания следует понимать так: он выгораживает не убийцу, а человека, для которого огласка прошлого погибшей чревата крупными неприятностями.

— А если за этим типом числится что-то криминальное? В таком случае все равно получается, что Нэдзу прикрывает преступника.

Скептицизм Симуры поколебать было трудно.

— Между прочим, куда делся художник Мидзусима? — вспомнил Киндаити Коскэ.

Исчезновение художника странным образом беспокоило частного сыщика.

Несомненно, читатель понял: если автор писем Мидзусима, то он должен знать смысл выражения «белое и черное»! Вот одна из причин, почему Киндаити так хотелось встретиться с ним.

— Кстати, кто-нибудь встречался с журналистом Сассой Тэрухисой из газеты «А»?

— Я с ним говорил, — приподнялся сыщик Эма. — Как вы, сэнсэй, и предполагали, информация ушла на сторону. Более того, она попала к человеку, живущему в Хинодэ.

— Кто же это?

— В корпусе пятнадцать проживает сотрудник отдела этой газеты Хосода Тосидзо. В начале июня Сасса рассказал супругам Хосода о письме и попросил коллегу навести справки. Но учтите, — тут Эма заулыбался, — по слухам, жена этого Хосода — ее зовут Аико — одно время частенько уходила в компании художника. Потом у них там что-то произошло, и отношения резко прервались.

— Вы с этой Аико разговаривали?

— Разумеется, но дело в том, что она о Мидзусиме и слышать ничего не хочет, он явно как-то нехорошо с ней обошелся. А вообще, судя по ее лицу можно смело предполагать, что она ему проговорилась.

Ямакава достал из рабочего стола папку для бумаг и вытащил оттуда те самые шесть писем. На каждом был наклеен ярлычок с порядковым номером.

№ 1 — письмо, полученное Сираи Таданари.

№ 2 — письмо, которое получил Химэно Сабухиро, и которое толкнуло Киёми на попытку самоубийства.

№ 3 — письмо, полученное Судо Тацуо.

№ 4 — обрывки письма, найденные в спальне мадам.

№ 5 — письмо, полученное отцом Тамаки.